Навстречу нам двигался караван из девяти небольших — пятнадцать-двадцать метров — двухмачтовых судов с латинскими парусами, более высокими, чем у галер, бортами и при этом с двумя десятками весел каждое. Гибриды галеры и нефа. Видимо, это шебеки или ее предки. Судя по отсутствию крестов на парусах, мусульмане. У португальцев и испанцев крест нарисован везде, где только можно. Они словно сами себя хотят убедить, что не мусульмане. Двигался караван строем кильватер. Барк они не испугались, но и нападать не собирались. Задние подтянулись, ожидая, что предприму я.

Решил напасть. Мы ведь за добычей пришли. Да и не хотелось двигаться дальше на юг, во все усиливающуюся жару. Курсом полный бейдевинд пошел на купеческий караван. Шебеки сразу повернули в мою сторону и перестроились полумесяцем, предлагая барку оказаться в их дружеских объятиях. После эгоистичных североевропейских индивидуалистов, слаженные маневры мусульман производили приятное впечатление. Я повел корабль прямиком в ловушку. Пусть нападают с трех сторон. Так все пушки будут в деле.

— Картечью заряжай! — приказал я комендорам.

Мусульманские суда были ниже барка метра на два. Когда они приблизились на дистанцию около кабельтова, стали видны главные палубы с тентами вдоль бортов. Под тентами сидели гребцы-рабы. По двое на весло. Белые и негры. Скорее всего, христиане и язычники. Единоверцев нельзя держать в рабстве. На баке установлены фальконеты, один или два. Еще по два или три — на корме. Странно, пушки пришли к европейцам от арабов. Ученики улучшили пушки и стали использовать массово, а учителя теперь перенимают у них опыт, но как бы нехотя. И это в вопросе жизни или смерти.

Я указал каждому орудию цель.

— Батареи, огонь! — скомандовал я.

Орудия прогрохотали немного вразнобой, словно закутав барк в тучу черного едкого дыма. Сквозь звон в ушах я услышал треск аркебуз. И увидел стрелы. Они как бы рождались из дыма. С марса упал прошитый стрелой арбалетчик.

Дым рассеялся. Шесть шебек еще шли к барку, но теперь только под парусами. Гребцы лежали на палубах в лужах крови. Над ними трепетали на ветру лохмотья тентов и продырявленные во многих местах паруса. Еще одно судно, которое было прямо по курсу, начало заваливаться на ветер, то ли собираясь загородить нам путь, то ли выходя из боя. Слева и справа от него шли в атаку две неповрежденные шебеки. Одной достался залп из двух кормовых карронад, которые я придержал на такой случай, а вторая, которая нападала с этого же борта, успела поджаться к нашему и закинуть пару «кошек», которые были с четырьмя зубьями. Они зацепились за фальшборт. Те, кто их бросил, дружно ухватились за лини и начали подтягивать свое судно к нашему борту. На баке шебеки собрались, прикрываясь небольшими круглыми щитами, десятка два отважных усатых парней в белых чалмах поверх шлемов и кольчугах и бригандинах поверх толстых ватных халатов. Такой халат пуля из аркебузы вряд ли пробьет и не каждый болт арбалетный сумеет. Я говорил аркебузирам и арбалетчикам, что стрелять лучше в голову, но в бою все советы улетучиваются мигом, а тело — мишень побольше.

— Обрезать «кошки»! — крикнул я матросам, потому что барк, обзаведясь «прицепом», стал заваливаться влево.

Несколько матросов схватили укороченные алебарды и бросились выполнять мой приказ. Один сразу свалился. Стрела попала ему в лицо. Мусульманский лучник был более опытным бойцом. Я никак не мог обнаружить его.

Лини обеих «кошек» перерубили, но теперь уже оба судна были вплотную. Шебека оказалась в мертвой зоне для пушек. Благо, арбалетчики и аркебузиры стали бить точнее, а матросы с алебардами зарубили мусульманина, которого подсадили его товарищи и который успел ухватиться за планширь.

Мы все-таки разошлись с этой шебекой. И вовремя, потому что к нам приближались сразу четыре другие. На наше счастье они шли под дырявыми парусами и курсом полный бейдевинд двигались медленно.

— Лево на борт! Приготовиться к повороту на другой галс! — скомандовал я рулевым и матросам, а комендорам на юте и на главной палубе на правом борту приказал: — Быстрее заряжаем карронады! Стрельба по готовности по ближней цели!

Шебеки медленно приближались к нам, а мы медленно поворачивали. и комендоры быстро заряжали орудия. Аркебузиры и арбалетчики обстреливали врага, но результат их действий не впечатлял. Когда шебекам оставалось пройти метров тридцать, громыхнула первая кормовая карронада. Она смела арабов с носа ближней шебеки. Выстрел второй карронады сделал то же самое с другой. Потом начали стрелять пушки правого борта. Она не только поубивали всех, кто был на палубах шебек, но и сшибли паруса.

Зато у барка паруса почти не пострадали. Только в фоке была овальная дыра. Я похвалил себя, что заставил прошить паруса на маленькие прямоугольники. Продырявленные, они теперь рвались не слишком сильно. Видимо, попали в парус из фальконета, хотя я не заметил, когда это случилось. Слишком много всего происходит в бою, выхватываешь только самое важное, а вспоминаешь потом самое ерундувое.

Мы повернули еще влево и пошли на две шебеки, поврежденные первым залпом, экипажи которых оклемались и опять устремиоись в атаку. Видать, мусульмане приняли лекарство растительного происхождения, которое помогает воспринимать со смехом разные невзгоды. Я их подпустил на полкабельтова. В каждую всадили по три заряда картечи. После чего пошли к тем, которые пока не получили вторую дозу свинца. Сдаваться они не собирались, а удрать не могли.

Вскоре на невысоких океанских волнах, удивительно чистых и мягкого аквамаринового цвета, колыхались девять судов с дырявыми парусами. У всех весла были опущены в воду. Призовые команды добрались до каждой шебеки, добили раненых мусульман и негров, оказали первую помощь христианам. После чего отбуксировали призы поближе к барку, а два — сразу к его бортам, чтобы начать перегрузку. Тащить до ближайшего христианского порта все захваченные суда было неразумно. В трюмах у них было тонн по сорок-пятьдесят красного и черного дерева и слоновых бивней. Груз тяжелый, компактный. Перегружали его быстро. Из капитанских кают, маленьких, тесных, душных, провонявших неприятным кислым запахом, извлекли сундуки капитанов и доставили мне. В каждом была сменная одежда и кожаные кошели с золотыми и серебряными монетами и самородное золото — песок с добавлением небольших зернышек. Всего килограмма полтора. С учетом комиссии за обмен потянет где-то на четыреста экю. Я решил не менять, а оставить себе. Переплавлю в слиток. Места будет занимать мало, а стоить дорого. В одном сундуке нашел двадцать семь необработанных алмазов, не крупных и не очень чистых. И их оставлю себе. Найду толкового огранщика, отдам ему алмазы на обработку, а потом закажу у ювелира колье для своей жены. Даже у жен богатых ютландских купцов я не видел украшений с бриллиантами. Про датских дворян и вообще молчу.

Перегрузку закончили на следующий день. Я отобрал три самые большие шебеки. Их ошвартовали лагом друг к другу и взяли на буксир. Остальные пусть дрейфуют. Кто найдет — тому и счастье.

51

Захваченные суда мы продали в Лиссабоне. Покупатели нашлись быстро. Видимо, это именно то, что нужно купцу средней руки. Все три новых хозяина шебек оказались удивительно немногословными. Даже торговались как бы нехотя. Подозревая, что повышенная болтливость — это признак начинающих или очень богатых бизнесменов. Первые постоянно делятся опытом, а вторые — хвастают здоровьем.

Груз повезли в Копенгаген. В Ольборге на такой вряд ли нашлось бы достаточное количество покупателей. Заплатил там налоги, как за обычный товар. Сообщать, что это добыча и обогащать короля Кальмарской унии я не стал. Хватит ему полученного в прошлом году. Продали слоновую кость и красное и черное дерево двум любекским купцам. Один был немногословен, а второй, в возрасте лет пятидесяти, уже начинал утверждать, что чувствует себя лет на двадцать. Я вот ни разу в жизни не встречал двадцатилетнего, который чувствует себя лет на двадцать. Как минимум, на двадцать пять. Нам все время хочется быть впереди или сзади. Расплатились купцы золотыми гульденами, иначе пришлось бы возить большое количество серебра. Я продал товар на двадцать процентов дороже оптовой цены в Лиссабоне. Оба купца утверждали, как обычно делают, обжулив, что сделка выгодна для меня. Значит, очень выгодна для них.