Лотарингцы лихо посносили головы лучникам, после чего пришел их черед. Я выстрелил во всадника в белом доспехе. Я хотел проверить, пробьет ли его пуля со стальным сердечником? Проверял на пустом доспехе. С дистанции сто метров такая пуля прошивала насквозь. Может, с заполненным доспехом она поведет себя иначе?!
От грохота выстрела черный жеребец встал на дыбы и сбросил всадника, поэтому я не понял, поразил его или нет. Перезаряжать винтовку времени не было, дальше стрелял из лука. Аркебузир ни в кого не попал, только испугал лошадей еще больше, они развернулись и понеслись в обратную сторону. Две без всадников. Еще одного завалил арбалетчик. Затем лучники свалили двоих, а я вогнал стрелу в спину третьему. Двое скрылись за поворотом дороги. Я подождал немного, чтобы узнать их дальнейшие планы. Видимо, возвращаться они не собирались.
— Тома, беги по краю леса к повороту и веди там наблюдение. Будут скакать враги, кричи нам и сразу прячься в лесу, — приказал я своему слуге.
Когда он встал на стреме, пикинер, Лорен и аркебузир спустились на дорогу, чтобы поймать лошадей и снять доспехи с убитых, в том числе и англичан. Дольше всего возились с белым доспехом. Слишком много на нем застежек и завязок, а снимали аккуратно, чтобы не испортить дорогой товар. К счастью, никто им не мешал. Видимо, уцелевшие предупредили своих, что впереди засада. Пуля пробила переднюю часть кирасы, поддоспешник, тело и сделало вмятину на задней части. Результат меня устроил. Даже если у герцога доспех потолще, моя пуля со стальным сердечником должна пробить и такой. Буду целиться в живот, чтобы даже несквозное ранение стало смертельным. Погрузив на трофейных лошадей трофейные доспехи и оружие, мы поскакали за удирающей, доблестной, бургундской армией.
27
Моё «копье» опять в бургундском лагере, в новой палатке на одной из идеально ровных «улиц». На этот раз мы неподалеку от местечка Ла-Ривьер, расположенного на склоне холма. В нем проживает всего сотен пять-шесть жителей. Защитные укрепления — вал с палисадом и надвратная башня, наполовину деревянная. От грозной армии остались одни ошметки. Кто-то погиб, кто-то подался домой или перешел на сторону победителей. Впрочем, «копий» всё еще много, тысяча сто, правда, многие не в полном составе. Моя рота сократилась примерно на четверть. Поскольку никто из нашего отряда не сражался под Муртеном, причиной сокращения было дезертирство или предательство. Я теперь ветеран, поглядываю свысока на новых наемников, которые стекаются к герцогу со всей Европы, потому что Карл Бургундский со всеми подписывает контракт на год и за три месяца дает авансом. Денег у него было много, и об этом знали все. Я тоже получил на свое «копье» сполна за путешествие от Лозанны до Муртена, а потом сюда, и аванс за следующие три месяца.
То, что я приехал с трофеями, удивило командира моей роты.
— Мы думали, ты отстал и попал в руки швейцарцам, — признался Россо Малипьеро. — А ты оказался шустрее нас всех!
Еще больше поразило его то, что я продал «белый» доспех одному из заместителей графа Кампобассо. В нашей армии каждый бедный латник мечтает обзавестись таким доспехом, чтобы повысить свои шансы на выживание. Мои же шансы повышались способностью быстро смотаться с места преступления. Лощадей продал интенданту, а остальное — маркитанту, пожилому миланцу. В итоге сражение под Муртеном сделало мое «копье» богаче на почти восемь сотен дордрехтов, из которых я взял треть, а остальное разделил между бойцами согласно их окладу. Россо Малипьеро намекнул, что не помешало бы отдать треть графу Кампобассо и взамен, возможно, получить под свое командование роту, но для меня продвижение по службе было бы помехой, а деньги много места не занимают. Лорен Алюэль теперь стал постоянным клиентом проституток, немец-пикинер — маркитанта, торгующего вином, а Тома — покупал сахар, который был кусковой и сероватого цвета. Мой слуга потреблял его с хлебом. Грыз с таким хрустом, что лошади неподалеку от палатки испуганно вздрагивали. Провансальцы и генуэзцы были людьми степенными, деньги экономили. Они уверены, что на зиму нас распустят. Трофейных денег и заработанных им должно было хватить на покупку приличного жилья или доходного дела у себя на родине.
Оставшуюся часть лета и половину осени Карл, герцог Бургундский, занимался пополнением армии и изготовлением новой артиллерии. Битому неймется. Благодаря двум проигранным сражениям, он значительно увеличил артиллерийский парк своих врагов, а сам остался ни с чем. Сделал он и вывод из поражений — следующий свой удар направил в другую сторону, подальше от швейцарских земель. Шестого октября Нанси, столица герцогства Лотарингского, была отвоевана ее сеньором, герцогом Рене. Двадцать второго октября город осадила бургундская армия. Рене Лотарингский вынужден был отступить, потому что большая часть его армии, давно не получавшая жалованье, воевать отказалась, занялась мародерством — более доходным и менее рискованным делом.
Стены и башни Нанси были изрядно подпорчены предыдущей осадой. Отремонтировать их не успели, только заделали пролом в стене, которую я обозначил западной. Планировка города была явно не в духе герцога Бургундского, отличалась нелюбовью к длинным прямым линиям, напоминала кривую цифру восемь. Только ров был почти идеальной овальной формы и шириной метров десять. Наша армия обложила Нанси со всех сторон. Соорудили вал, на котором установили новые бомбарды, и принялись разрушать то, что не удалось лотарингцам в предыдущую осаду. Гарнизон в городе был большой и опытный, поэтому герцог решил взять Нанси измором и обстрелами. Упрямство было второй отличительной чертой Карла Бургундского. Он, наверное, не знал поговорку, что бог любит троицу, а может, считал, что распространяется она только на швейцарцев.
Джакомо Галеотто, граф Кампобассо, опять расположил свой отряд в наиболее безопасном месте — севернее города, а наш лагерь опять был реализацией любви герцога Карла к симметрии. Моя палатка теперь стояла неподалеку от командирской. Так распорядился Россо Малипьеро. Он уже не сомневался, что прозвище Счастливчик я получил не зря, и надеялся, что часть моей благодати снизойдет и на него. Мое «копье» теперь реже посылали в караулы и разъезды и никогда — сопровождать обозы. Последнее мероприятие не тяжелое, но приходилось проводить несколько дней в пути, ехать по раскисшим от дождей дорогам, ночевать в душных постоялых дворах, переполненных клопами, вшами и блохами. Да и можно было не попасть на разграбление Нанси. Карл Бургундский пообещал, что на три дня город будет в нашем распоряжении. Всех мужчин перебьем или утопим в реке, а женщин сделаем на три дня счастливыми.
Видимо, жители Нанси узнали об этом, потому что сдаваться не собирались. По ночам они восстанавливали то, что наши бомбарды разрушали за день. Осада затягивалась. Среди солдат начались разговоры, что удача отвернулась от герцога Бургундского. С наступлением холодов участились случаи дезертирства. Если бы не своевременные выплаты жалованья, давно бы разбежалась вся армия.
Первый снег выпал в начале декабря, но пролежал не долго. Зато в середине месяца навалило его от души, и таять этот снег не собирался. Посреди нашей палатки день и ночь чадила жаровня. Выдал ее интендант. Он же снабжал нас древесным углем, которого не хватало. Приходилось моим солдатам ходить в лес за дровами. Благо, находился он рядом.
На Рождество грянул мороз градусов до десяти-двенадцати. Обстрел Нанси прекратился. Среди артиллеристов бытовало мнение, что в сильный мороз пушки взрываются. Поэтому праздновали мы в тишине. Сидели в палатке вокруг жаровни. Наш праздничный стол со столешницей из трех досок, положенной на две чурки, украшал гусь, купленный мною у маркитанта и испеченный на кухне герцога. Я таки нашел подход к одному из поваров Карла Бургундского. Правда, готовил он для охранников. Это был фламандец Симон Пикар (Пикардиец) двадцати трех лет от роду, пухлый, румянощекий и с белокурыми курчавыми волосами. Лицо было кукольное, как по красоте, так и по отсутствию интеллекта. Если бы не рост где-то метр семьдесят и не вес за центнер, Симона Пикара можно было бы принять за ангела. Зато над его душой явно поработал дьявол, вложив в нее непомерную алчность и чревоугодие. Я договорился с ним, что будет готовить и для меня. Мол, надоело мне питаться, чем попало. Заодно рассказывал ему, как много вкусного и красивого можно купить на три тысячи экю. Именно в такую сумму я решил оценить его участие в убийстве герцога Бургундского. Симон Пикар слушал с удовольствием и постоянно задавал вопрос, где и как я собираюсь раздобыть такие деньги? Я пока не отвечал. Ждал, когда его переведут на обслуживание герцога. По моим прикидкам, это должно было случиться очень скоро. Чем сильнее становились морозы, тем больше людей сбегало из бургундской армии или увольнялось из-за обморожений.